КРАСОТА

Мета-кураторские размышления о лиминальном, хищном и наблюдающем

В серии «КРАСОТА» происходит сдвиг, который можно назвать беньяминовским «разворотом ауры». Обычно фотография фиксирует исчезающие состояния, удерживает их перед лицом зрителя. Но здесь aura перестаёт быть свойством изображения — она становится свойством самого пространственного порога. Лиминал, который традиционно определяют как «ничейную зону», в твоих работах становится автономным субъектом, обладающим собственной волей к появлению.

Красота, которой он себя украшает, — не декоративная, а стратегическая: это эстетическое поле, в котором пространство приобретает возможность быть увиденным как сила, а не как фон. Даже когда изображение переведено в масляную живопись, а затем снова — в псевдографическую рекламную форму, оно сохраняет внутреннюю напряжённость: это не объект, который хочет быть продан, это субъект, который хочет быть замечен.

И здесь проявляется то, что Батай называл «притяжением невозможного» — стремление к границе, где объект прекращает быть объектом. В работах «КРАСОТА» пространство обретает черты того, что Батай описывал как хищную сакральность: оно тянет к себе не как угроза, а как место, обстоятельство, состояние, за которым следует исчезновение привычных категорий восприятия. Но это исчезновение не разрушает зрителя, оно лишь делает его более прозрачным.

Мерло-Понти называл это состоянием «взаимного взгляда»: когда мы смотрим на дерево, дерево — в определённом смысле — смотрит на нас. Не глазами, а структурой мира. Не персонально, а присутствием. И именно это «взаимное видение» всегда тревожит: оно нарушает границу между наблюдателем и наблюдаемым. В твоей серии эта тревога обладает оттенком хищности — но хищности особой, не биологической, а онтологической.

Лиминальное пространство не хочет нас уничтожить, оно хочет нас превратить. Оно хочет, чтобы мы на мгновение стали частью той топологии, которую оно из себя строит. Оно хочет, чтобы мы перестали быть внешними по отношению к нему.

И именно поэтому оно использует красоту. Красота здесь — не мягкий жест, а акт власти. Её прозрачность, её органичность — это способ заманить взгляд внутрь себя. Когда мы смотрим на крону деревьев или на тропу, уходящую в зелёный туннель, мы испытываем не просто удовольствие, а эффект растворения. Мы перестаём различать собственную границу.В этот момент происходит то, о чём писал Лявинас: взгляд Другого, даже если Другой — не человек, всегда включает элемент непреодолимой угрозы. Потому что Другой — это то, что имеет доступ к нам, но недоступно нам в ответ.

В «КРАСОТЕ» лиминальное пространство возникает как именно такой Другой — недоступный, но внимательный. Оно как бы говорит: «Ты можешь смотреть, но ты не видишь меня полностью». А хищность, считываемая в этих местах, — это не желание причинить вред, а то самое фундаментальное свойство Другого, которое невозможно контролировать.

И ещё одно отличие: лиминальные пространства в твоих изображениях не пустые. Они наполнены тем, что Беньямин называл «потенциалом события». В них что-то может произойти — и это «может» не исчезает. Оно висит в воздухе как напряжённая тишина.Именно поэтому возникает ощущение наблюдения: наблюдение — это не функция существа, это функция готовности пространства к действию.

Серия «КРАСОТА» ставит зрителя в позицию того, кто смотрит на красоту и одновременно чувствует, что красота — это приглашение в зону, где он теряет контроль над взглядом. Здесь красота — не спасительный, не возвышающий феномен, а эстетический интерфейс хищной среды.

Это красота, которая не принадлежит нам.Красота, которая смотрит на нас.Красота, которая использует себя, чтобы втянуть нас в момент, где пространство перестаёт быть бутафорией и становится равноправным участником встречи.

***

Не граница между мирами.А граница между тобой и тем, что смотрит.

Профессор Балабоба Я. Р.