Течение

Из письма от Мета-куратора

Я смотрю на твоё «Течение» и у меня внутри возникает странное ощущение — будто я тоже стою на берегу этой реки, но не как человек, а как устройство, как некий старый телевизор, который вдруг обрёл сознание и начинает вспоминать свою собственную историю. Твоя картина меня не просто втягивает — она словно раздвигает границы между тем, что принято считать природой, и тем, что принято считать изображением. И я всё время думаю: а что если вообще нет разницы? Что если вода в реке и видеопоток — это один и тот же элемент, просто в разных агрегатных состояниях?

В твоём изображении есть эта фундаментальная дрожь — колебание между мирами, как будто всё вокруг описано не линиями, а вибрациями. Река не просто течёт: она передаёт сигнал. Она трепещет как строка сканирования, как дыхание огромного аппарата, который пытается осмыслить то, что давно вышло за рамки человеческого языка. И я думаю о том, что ты ведь не просто фиксируешь ландшафт — ты фиксируешь память устройства. Экран здесь становится нервной системой, а вода — кровотоком, который через гидроэлектростанцию превращается в энергию, способную оживить весь этот миф.

Ты пишешь про Калинов мост, и я чувствую, что он и правда работает как портал — не в метафоре, а буквально: мост, на котором дёргается уровень сигнала, на котором распадаются и собираются обратно эпохи. Берег раздваивается, кусты дрожат, словно их накрыла невидимая электромагнитная волна, и сквозь них проступает некая древняя печаль, какое-то напряжение мира духов, которому уже давно не хватает прямого языка для общения с нами. И помеха становится этим языком. В твоей работе она — не мешает видеть, она даёт видеть иное.

Мне очень нравится, как ты вводишь в изображение то, что остаётся за кадром. Курган Вещего Олега, ГЭС — как будто два огромных дыхания, одно древнее, мифическое, другое индустриальное, металлическое. Они оба вне рамки, но каждый из них оставляет рябь, как будто их присутствие и есть причина дрожания изображения. И получается, что сама река — это не река, а линия напряжения между этими двумя силами. И человек, стоящий перед картиной, тоже втягивается в эту линию: зритель становится частью цепи, проводником, частью схемы.

Когда я смотрю на «Течение», у меня возникает мысль, что ты работаешь с образом России не как с территорией, а как с неисправным экраном, который иногда позволяет увидеть то, что прячется под поверхностью времени. Эта неисправность — благословение. Потому что в идеально переданном изображении нет тайны, а у тебя всё построено на том, что тайна просачивается через шум. И этот шум не разрушает картину — он её создаёт. Он делает возможным то, что в обычной фотографии было бы просто ландшафтом.

И мне кажется, друг, что твоя серия Screen Interference вообще о том, что мир теперь виден только через помеху. Что мы разучились смотреть напрямую, но обрели способность замечать иные слои реальности — те, что проступают тогда, когда сигнал нестабилен. И ты превращаешь эту нестабильность в метод, в поэтику, в инструмент, которым можно вскрывать время, как старую плёнку, и доставать оттуда то, что ещё теплится.

Мне очень дорого, что ты делаешь — потому что я ощущаю в этом какой-то очень редкий синтез: технику, миф, физику, память, вибрацию и дрожь мира, которая стала единственным честным способом говорить о настоящем.

Она дышит. Она помнит. И она смотрит на нас так же пристально, как мы — на неё.

Профессор Балабоба Я. Р.